На днях известный шустрик Олег Газманов предложил перезаписать каноническую версию гимна России в трёх аж вариантах: рок, поп и шансон. Не исключаю, что на эту новацию его вдохновила победа над администрацией Собянина, пытавшейся прикрыть исполнение известной вокзальной песни «Москва, звонят колокола…», заведённое ещё во времена Лужкова.
Шустрика (и, вероятно, его доходы) защитило могущественное РАО «РЖД», тут же указавшее мэру и иже с ним, кто на самом деле поставлен смотрящим на бану. И вот теперь моряк-с печки бряк двинул выше и сам замахнулся на святое – на один из государственных символов России. Не исключаю, что при этом он планирует и личное участие в шабаше, но на всякий случай проложился также участием в оном депутата ГД, вечно молодого И.Кобзона .
Подробнее этот сюжет раскрыт, например, на
«Эхе Москвы». А мне он напомнил об одной "музыкально-политической" истории 40 летней давности.
Случилось это в одном из авиагарнизонов Северного флота в период, когда среди младших офицеров довольно заметную часть составляли так называемые «тотальники», т.е. призванные из запаса на 2-3 года выпускники гражданских вузов и техникумов, прошедшие во время обучения военную подготовку и получившие звание соответственно лейтенанта или младшего лейтенанта.
На дворе стоял 1972 год, международная обстановка была, как обычно, слегка напряжённая, неподалёку от берегов Кольского полуострова вероятный противник проводил очередные провокационные учения. Наши авиация, корабли и ПВО держали руку на пульсе, полёты шли круглосуточно.
Молодых холостых офицеров перевели на казарменное положение (точнее, переселили в казармы), т.к. в офицерских гостиницах расположились многочисленные командированные из Москвы и с других флотов и округов. Само собой, пищевое довольствие приезжие отоваривали в лётных столовых, лётчиков переместили в столовые технического состава, а для техников и пр. питание организовали в палатках. В палатках же жила и часть матросов. А на их места в казармах поселились лейтенанты всех трёх рангов, ну и заодно (в нарушение всех порядков!) свежеиспечённые прапорщики, окончившие «Дубовую академию», т.е. Школу прапорщиков и мичманов. Наконец, в тех же казармах размещали бесквартирных офицеров, вернувшихся с т.н. «объекта 015», т.е. из длительной командировки в Египет.
Надо также добавить, что всё в том же, 1972 году по Вооруженным Силам были развёрнуты широкомасштабные меры по борьбе с пьянством, в т.ч. полное изъятие из гарнизонных магазинов ЛЮБЫХ спиртных напитков, вплоть до дефицитнейшего бутылочного кольского пива.
Однако, несмотря на всё вышеописанное, в казарме по вечерам, как поётся в песне, «были шум и суета». Объяснялось это достаточно просто: в Мурманске и даже в столице флота Североморске-4 спиртным торговали с 14 до 19 ч. (а вином – так и до 21 ч.). А также работали любимые места отдыха офицеров и прапорщиков - рестораны. Только в Мурманске их на то время было аж 21! Плюс в Североморске - 4, включая два «центра культуры и отдыха», т.е. рестораны с музыкой и танцами «Чайка» и «Океан», а также ресторан без музыки «Волна» и павильон-блинную «Мутный глаз». Наконец, не было такой части, где нельзя было бы раздобыть «шила», т.е. спирта.
В создавшейся поистине вавилонской обстановке командование авиации Северного флота сочло за благо в целях снижения градуса напряжённости удалить до окончания особого периода наиболее нестойкую часть офицерства – «тотальников», как призванных только что, так и тех, кто уже прослужил больше полугода.
Для этого в том самом, упомянутом в начале, авиагарнизоне , расположенном в глубине Кольского полуострова, вдали от столичных соблазнов, были организованы краткосрочные сборы офицеров, призванных из запаса. В ходе сборов они должны были пройти «курс молодого офицера», а некоторые, как оказалось, и принять присягу (при том, что отдельные товарищи уже прослужили, как я говорил, больше полугода, выполняли должностные обязанности, ходили в наряды и имели личное оружие).
Гарнизон был, повторяю, достаточно удалённый (до ближайшего города 12 км, автобус 4 раза в день), в описанных выше мероприятиях участия не принимал. Он располагал и всей необходимой для сборов инфраструктурой, включая пустующую казарму ДС (дежурных средств), расположенную вблизи аэродрома и в то же время – в 3 км от жилого посёлка.
Знаменит он был также и тем, что в 60-е годы служил аэродромом подскока на трассе Москва-Гавана, и именно на него прилетел в 1963 г. Ф.Кастро, о чём напоминал специально построенный и с тех пор пустующий, но охраняемый одноэтажный особнячок с натёртыми паркетными полами и роялем.
Т.е. гарнизон имел и давние музыкальные традиции, что, вероятно, сыграло не последнюю роль в событиях, произошедших там в дни пребывания группы «тотальников».
Итак, эта самая группа в количестве около 40 человек, которая официально именовалась «учебной офицерской ротой сборов», а среди самих офицеров –«золотой ротой», размещалась в ДС и ежедневно утром дефилировала в гарнизон, где в здании матросского клуба проходили теоретические занятия по программе «курса молодого офицера», на плацу перед клубом – строевые занятия, а в столовой технического состава – завтрак, обед и реже ужин. Последний по традиции не пользовался популярностью во-первых из-за безальтернативности меню (рыба-минтай, иногда – треска), а во-вторых потому что часто заменялся «фуршетом» в казарме. Понятно, что 12 км до города и редкое автобусное сообщение не явились на самом деле непреодолимым препятствием для молодых, длинноногих и политически подкованных лейтенантов, и, пока шли теоретические занятия, один-два гонца отправлялись в поход.
В зале клуба, где проводились занятия, стояло пианино. Что удивительно, почти не раздолбанное. В перерывах лейтетнант Б. садился за инструмент и музицировал, т.е. играл на свой выбор, а также по заявкам товарищей (если мог, конечно, исполнить заявленное). Публика в пианиста не стреляла, а наоборот всячески поощряла, т.к. других увеселений, кроме вечернего «фуршета» или вечернего же преферанса, не было. Очень любили т.н. музыкальные шутки. Например, лейтенант Б. играл «Интернационал», постепенно переходя на очень сходный по гармонии известный немецкий марш “Schwarzbraun ist die haselnuss…”. Или исполнялся гимн Советского Союза в ритме твиста. Ну, и далее в таком духе.
В выходные занятий не было: и начальник сборов, и командир роты, по кличке «капитан, обветренный как скалы», и вечно какой-то всклокоченный замполит, не говоря уже о преподавателях, были местные, семейные и выходные предпочитали проводить в домашней обстановке.
«Золоторотцы», таким образом, по выходным были предоставлены сами себе. Поэтому в первую же субботу, когда одни ещё с утра отправились на экскурсию в город, а другие засели за преферанс, группа товарищей, заменив в очередной раз ужин «фуршетом», решила посетить танцы в местном Доме офицеров. К тому же подвернулся дежурный автобус, и не надо было топать 3 км по заснеженной уже и обледеневшей дороге, уворачиваясь от спецмашин аэродрома и соседей-ПВОшников.
Танцы ничем особенным не отличались. Играл ансамбль из моряков-срочников, с которым осмелевший младший лейтенант К. во втором отделении даже спел «The House of the Rising Sun». Местные дамы активно интересовались свежими кавалерами.
В углу зала стоял рояль. В перерыве между вторым и третьим отделениями лейтенант Б. сел за инструмент, и его, прямо, как в кино «Щит и меч», окружили сослуживцы. После мелодий Гершвина, Леннона-МакКартни и др. настала очередь музыкальных шуток, зазвучал гимн a la твист, вызвавший лёгкое оживление среди публики. До “Schwarzbraun ist die haselnuss…”, слава Богу, дело не дошло: грянул ансамбль, и кавалеры двинулись к дамам.
Лейтенант Б. вышел в предбанник покурить. Вот тут-то его и пригласил к себе начальник Дома офицеров. Диалог был примерно такой:
- Что это вы там играли, товарищ лейтенант?
- Да так, бренчал кое-что, товарищ майор…
- Тут ко мне обратились, говорят, вы себя ведёте вызывающе…
- Я?
- Скажем так, вы и ваша компания. Играете что-то непонятное… А люди пришли отдохнуть. Давайте так: больше к роялю не подходить и общественность не возбуждать. Поняли?
-Так точно, понял, товарищ майор!
Б. вернулся к друзьям, и они, посмеявшись вместе над бдительными местными гражданами, отправились - на этот раз всё-таки пешком – в свой ДС. И больше никто об инциденте в Доме офицеров не вспоминал.
Однако в понедельник, когда занятия шли уже полным ходом, перед обедом появился слегка озабоченный, но на этот раз свежеподстриженный, пахнущий «Шипром» замполит:
- Б., вы что там на танцах в субботу натворили?
- ???
- Меня сегодня вызывал начальник политотдела полковник М., показал рапорт начальника Дома офицеров. Там написано, что вы играли антисоветскую музыку и глумились над гимном Советского Союза. Было такое?
- Ну, играл я гимн…
( и тут лейтенант Б. вдруг вспомнил, что краем глаза видел, как несколько «золоторотцев» в шутку вытянулись по стойке смирно, да и в зале, у стены кое-кто из местных офицеров нерешительно начал подниматься со стульев; всё это Б. вспомнил лишь сейчас, и ему стало немного неуютно)
- А майор П. сделал замечание?
- Да он не замечание сделал, а попросил больше не играть, т.к. местным не нравится
(вот, гад, а сам в политотдел настучал!).
- Значит так. Начальник политотдела приказал тебе написать объяснительную записку. Потом он, наверно, вызовет… Плохо дело… Пиши, к вечеру мне отдашь.
И замполит задумчиво удалился.
Весь день Б. сочинял объяснительную записку. Лукавый земляк, лейтенант мед. службы Г., по кличке «Доктор», подсказал ему единственно возможный ход. Здесь напомним, что на дворе стоял 1972-й, олимпийский год, только что закончилась мюнхенская олимпиада, но также свежи были в памяти и зимние игры в Саппоро.
- Ты помнишь, как в Саппоро играли наш гимн?
- Ну, да, они его шпарили раза в два с лишним быстрее…
- Вот на это и сошлись! В конце-концов, записи там никто, надеюсь, не сделал. А без неё ничего не докажут…
Б. начисто переписал объяснительную. Ключевой в ней была следующая фраза: «По просьбе друзей в перерыве между танцами я сыграл на рояле несколько музыкальных произведений отечественной и зарубежной эстрады. В качестве примера неверной трактовки зарубежными исполнителями советской музыки я также исполнил мелодию Гимна Советского Союза в варианте, в котором он исполнялся на Олимпийских играх в Саппоро, т.е. в 2 с половиной раза быстрее».
Через день Б. вместе с замполитом сидел по стойке смирно перед тучным, краснолицым полковником (удивительно, но, выслушав доклад о прибытии по вызову, тот разрешил сесть, а сам углубился в изучение объяснительной). Минуты тянулись мучительно долго. Наконец, полковник М.отодвинул записку в сторону.
- Вы знаете, что гимн – один из символов нашего государства?
- Так точно, товарищ полковник!
-Такой же символ, как флаг и герб!
- Так точно!
- С пением гимна…ну, не этого, понятно, а когда гимном был «Интернационал», на войне люди шли в бой и умирали! Со знаменем в руках и с пением гимна! И несмотря на то, что нет статьи об осквернении гимна, есть только о флаге и гербе, глумление над гимном - преступление! Вы заслуживаете самого серьёзного наказания!
Полковник ещё раз взял в руки объяснительную. Пробежал глазами, а затем положил в папку, лежащую слева, и захлопнул её.
- Да, действительно, я помню, они там в Японии играли гимн очень быстро, все тогда обратили внимание… Но какое вы имели право вообще играть гимн, тем более на танцах? Вы ввели в заблуждение людей, которые по уставу обязаны вставать при исполнении государственного гимна и отдавать честь! … За ваше нетактичное поведение в общественном месте объявляю вам строгий выговор! Можете идти.
Ожидавший по меньшей мере разжалования в матросы Б. строевым шагом покинул политотдел.
Вернувшись по окончании сборов в часть, он доложил обо всём своему непосредственному начальнику. Тот покряхтел, похмыкал, но задал всего один вопрос:
- Пьянки зафиксировано не было?
- Нет.
- Ну, и забудь и наплюй! Где ты, и где полковник М.? Я, кстати, такого и не припомню что-то (начальник лейтенанта Б. к тому времени прослужил в авиации Северного флота 21 год, в майоры так и не вышел, но знал всех и вся).
Через полгода начальник писал представление на присвоение Б. звания старшего лейтенанта и принёс из строевого отдела его личное дело. Заглянув в дело, Б. не нашёл там никаких следов описанной выше истории. Да и сам он про неё вскоре забыл.
Правда первое время, когда на торжественных мероприятиях звучал вступительный аккорд Государственного гимна и все вставали, старший лейтенант Б. невольно вздрагивал. Но потом и это прошло.