Старый Белоостров

И, кстати, "О собаке" у Корнилова тоже есть, и очень неплохое:

Я крадусь,
мне б до конца прокрасться,
сняв подкованные сапоги,
и собака черного окраса
у моей сопутствует ноги.

Мы идем с тобой, собака, прямо
в этом мире, полном тишины, -
только пасть, раскрытая как яма,
зубы, как ножи, обнажены.

Мне товарищ этот без обмана -
он застыл,
и я тогда стою:
злая осторожность добермана[92]
до конца похожа на мою.

Он врага почуял.
Тихой сапой
враг идет,
длинна его рука,
и когда товарищ двинет лапой,
я его спускаю с поводка.

Не уйти тогда тому,
не скрыться
и нигде не спрятаться,
поверь, -
упадет
и пискнет, словно крыса:
побеждает зверя
умный зверь.

Пес умен,
силен,
огромен,
жарок…
Вот они -
под пули побегут.
Сколько доберманов и овчарок
нам границу нашу берегут?

Сколько их,
прекрасных и отличных?
Это верный боевой отряд.
Вам о псе
расскажет пограничник,
как о человеке говорят.

Вдруг война,
с погибелью,
с тоскою,
посылает пулю нам свою, -
и, хватаясь за ветер рукою,
я от пули упаду в бою.

И кавалерийские фанфары
вдруг запели около меня…
Знаю я - собаки-санитары
вызволят меня из-под огня.

Добрый доктор рану перевяжет,
впрыснута для сердца камфара.
"Поправляйтесь, мой милейший", -
скажет,
и другого вносят фельдшера.

Через месяц я пройдусь, хромая,
полюбуюсь на сиянье дня,
и собака, словно понимая,
поглядит с любовью на меня.

Погуляю,
силы все потрачу
и устану -
сяду на траве,
улыбнусь,
а может быть, заплачу
и поглажу пса по голове.

И еще Корнилов:

Снова звезды пылают и кружатся,
ходят сосны, сопя и трубя,
закрывая глаза от ужаса,
я обманываю себя.

Милый тесть мой,
Иван Иваныч,
берегите мою жену,
я опять пропадаю на ночь,
словно камень иду ко дну.

Прямо падаем все от хохота,
ничего не понять спьяна -
это домики,
это Охта,
это правая сторона.

Боком,
гоголем,
чертом старым -
наши песенки об одном, -
разумеется, по гитарам
ходят рученьки ходуном.

Сукин сын,
молодой безобразник,
дует в бубен,
а бубен - день...
Нынче праздник,
и завтра праздник,
только будет и буден день.

Только вспомню, как пел, бывало,
под Самарою,
под Москвой -
чертов баловень,
запевало,
в доску парень, ребята, свой.

Задушевная песня-премия
легче ветра и ковыля,
день за днем золотое время
пролетает шаля-валя.

- Купите бублики,
гоните рублики, -
песня аховая течет,
и в конце концов от республики
мы получим особый счет.

А по счету тому огулом
по заслугам и по делам
нашу жизнь назовут прогулом
с безобразием пополам.

Скажет прямо республика:
- Слушай,
слушай дело, заткнись, не рычи, -
враг на нас повалился тушей,
вы же пьянствуете, трепачи.

Пота с кровью соленый привкус
липнет, тело мое грызя...
И отвесит потом по загривку
нам раз_а_
и еще раз_а_.

Всё припомнит - растрату крови,
силы, молодости густой,
переплеты кабацкой кровли
и станков заржавелый простой.

Покачнемся и скажем:
- Что ж это
и к чему же такое всё,
неужели исхожено, прожито
понапрасну, ни то ни сё?

Ни ответа,
ни теплой варежки,
чтобы руку пожала нам,
отвернутся от нас товарищи
и посмотрят по сторонам.

Да жена постареет за ночь,
может, за две - не за одну.
Милый тесть мой,
Иван Иваныч,
не сберег ты
мою жену.